- Милости просим, только вы того, э-э-э…
- Не, все по-доброму будет. Скажу батырам, - судя по голосу, товарищ Боорчи откровенно веселился, - чтоб барашка не угоняли и драку не затевали бы первыми. С семьями, с ребятишками будем. Только и ты уж постарайся.
- Можешь не волноваться. Пристрожу, да и милиции будет море…
- Это ты хорошо сказал. Пусть и наша мало-мало приедет. Да нет, Иван Петрович, ты и вправду не бойся. Я ж не глупый, знаю, что хорошо, - это когда один брат - в доме живет, земельку пашет, а другой рядом кочует, барашка пасет. Сильный на чужую силу не обижается.
- Умны-ый! А как в прошлом сентябре, помнишь?
- Забыл. И ты забудь. Надо будет, - вспомнишь при случае, а сейчас зачем? Чего не бывает между своими?
- Не боись, председатель, все, что надо, с собой взяли. И еду, и воду, и горшки с пеленками. И порядок тебе будет.
Люди прибывали весь вчерашний день, ночь напролет, и все нынешнее утро. Чуть оранжевый, предвещающий превосходную погоду, рассвет озарил на окраине Сорочинска гигантский лагерь, как будто стал стоянкой какой-то из легендарных завоевателей прошлого. Каждая группа прибывших располагалась сама по себе, но границ - не было. Фургоны, гигантские юрты кочевников, разноцветные шатры, жилые вагончики, оранжевые цистерны с питьевой водой, молниеносно, как грибы, выросшие ряды временных гостиниц, строго через одинаковые интервалы голубые пластиковые брусья уборных, детский визг, столпотворение у временных умывален, гигантский парк машин под присмотром бдительной милиции, - и все новые группы прибывающих. Не раз и не два кто-то чего-то пробовал регистрировать, наводить бюрократический порядок, но неизменно терял контроль над ситуацией, но она, на удивление, особой регуляции вроде бы и не требовала. В нескольких местах со спешно вкопанных столбов надрывались, сообщая всякого рода полезную информацию, громкоговорители, а туда, на теряющийся в пыли юго-восточный край, с той же целью летали ощетинившиеся динамиками "МиК - 4". Близкие, по здешним меркам, соседи, жившие друг от друга на расстоянии пятнадцати-двадцати километров, понятное дело, тут же собрались кучками. Мужики, - отправились к пивным бочкам и ларькам, подоставали разномастные емкости с домашним и начали угощать друг друга, их супруги - посцепились языками, не забывая бдительно наблюдать за мельтешащим вокруг мелким потомством. Выпив за встречу, начали сговариваться на завтра, а потом как-то спонтанно приступили к тренировкам: даже бывалые водители, каковыми тут являлись практически все, включая особей четырнадцати и даже двенадцати лет, далеко не в полной мере владели высоким искусством движения колонной. Потрясающе теплая осень после роскошного лета, что пугала людей старых и осторожных, твердивших, что такое - не к добру, и было, было уже в тыща девятьсот сорок первом, не давала спать и ночью. Сон казался этой ночью прямо-таки расточительством, поэтому и ночью вдруг возникший в степи стан сдержанно гудел, звенел гитарным звоном и зудел какими-то степными инструментами, а на берегу Самары поодаль друг от друга, но все равно тесно сидели парочки в сумерках и компании, освещенные светом костров. И - диковинные попадались среди компаний, на любой взгляд, кроме привычного взгляда собравшихся. Люди постарше при свете импровизированных источников света шлепали картами по импровизированным столам, пили вино, но сама структура момента не давала пить слишком много даже тем, кто был склонен увлекаться. Не в этот раз. Завтра или вообще потом. Потому что чуть ли ни в первый раз в жизни каждого из собравшихся было это: громадное многолюдье, ровное коловращенье гигантских масс народа под бездонным небом ранней осени - без всякой войны и беды, просто так. Хотя отдельные исключения, понятное дело, бывали.
- Эй, молодежь, чего набычились, - голос у самого крупного из четверки дедов был под стать сложению, как медвежий рев, - кулаки чешутся? Хорошее дело. Но токмо не сегодня. Вот мы ж с ним, - он чуть приобнял одетого в темный блескучий халат сухонького узкоглазого старичка с козлиной бородкой, - не деремся. Хотя могли бы. Завтра на игрищах удаль покажете, понятно?
- Засем драца? - Подтвердил сухонький старичок, выбравшись у него из подмышки. - Совсем худое дело, тьфу!
И, в подтверждение своих слов, он, сморщившись, с ожесточением плюнул.
- И это, - вступил в разговор третий, с подбритыми висками и усатый, белевший в сумраке рубахой, - всем другим то ж гуторьте: договор. Вот как начнет дело доходить до горячего, так и скажете: договор мол.
- Ну и что? - Проговорил из тени дерева кто-то почти невидимый. - Кто слушать-то будет?
- А вот хоть ты послушай. Послушай, и попробуй как это, - не бояться других и самому не быть вероломным. Хоть раз в году.
- Да нам что, мы - пожалуйста, - раздался еще один уклончивый голос, - но только чего они…
- Договоритесь, - и потом выясните, чего они. Ибо сказано: нечестив тот, кто рушит пир, а рушащий договор не стоит разговора с ним.
- Вы слушайте батюшку, - прогудел огромный старик, - он у нас не чета другим-прочим…
- Ладно, - проговорили в тени, - до другого раза отложим, попробуем. А пока будем считать, что этого разговора не было.
Хотя отдельные исключения, понятное дело, бывали.
Дорожники совершили невозможное, и осеннее солнышко, выкатившись из-за горизонта, осветило ласковым, теплым, но все-таки неуловимо усталым, осенним светом новехонькую, - и существенно расширенную, - мостовую, а какая-то сволочь на временном радиоузле то ли расчувствовавшись, то ли по глупости, то ли и впрямь с неким умыслом врубило со всей мочи: "Утро красит нежным цветом…" - и это некоторое время терпели, но потом мотив оборвался гнусным визгом, и действо началось.