- Похоже, однако, - мандец нам. Так-то вот, товарищи…
В подтверждение сказанного он снова налил-выпил-кивнул и замолчал, уставившись неподвижным взглядом на дверь кабинета.
- Да в чем дело-то, Арвид Филиппович?
- Не зна-аю, - вяло пожал плечами директор, - снизили квоту по снабжению. А Кузьмич, падла, в глаза не смотрит. Ласковый такой. Уклончивый. Как и не он полтора года назад - и в бога, и в мать, и в белоснежные ризы Богородицы, и кулаком по столу… Душа радовалась. А теперь сплошное: "В связи с перерасходом фондов…" - да: "Ориентировочно до конца текущего хозяйственного года…" - и тому подобную хреновину. А уж когда начал вдруг здоровьем моим интересоваться, - тут-то я понял, что дело совсем плохо. Никуда не годно. Начал выяснять, так, поверите ли, - никто ж ничего толком не знает! Вижу - не врут. Пожимают плечами, - и ничего! Глаза недоумевающие. По плечику хлопают, и говорят, что все мне это мерещится, что, мол, брось, старик, не переживай, старик, да: вон какой директор нервный пошел. В последнее время. Те говорят, кому положено б знать. По всем понятиям-та.
- Притворяются?
- Не-е, - прищурившись по-пьяному хитро, он помотал в воздухе пальцем, - чиновник, ежели знает что-то, что простым смертным вроде тебя знать вроде бы как не положено, непременно сделает многозначительный вид. Даже если и молчать при этом будет, как подпольщик, и ничего не скажет. А тут - все как один… понимаете? Не только я - никто ничего не знает. Кузьмич - знает… Наверное, кое-что, постольку-поскольку… Ну - я все понял, расспросы все прекратил, отправился к себе в номер, и начал прикидывать, как бы все то же узнать путями окольными, но точными. - Он замолчал, а потом вдруг усмехнулся невесело. - Кажется, - выяснил.
- Ну так?
- А что? Нашими конденсаторами с-склада з-забиты, никто не забирает. И со всем остальным - почти такая же картина. Хоть и секрет, - но рази ж я не знаю, кто нашу продукцию брал… Брал - и не берет больше. Звонил! Вот у них - да! Голоса те самые, уклончивые… Не у всех. Остальные - сами ни х-хрена…
- Так это что ж значит? - Побледнел главный инженер. - Это ж значит, - наши детали никому не нужны? Были, значит, - он машинально налил и машинально, не поморщившись, выпил, - нужны, а теперь, значит, амба? Все, значит? Что ж это теперь будет?
- А ниче! - Нервно, непрерывно посмеиваясь, ввязался главбух, - нам будут спускать п-план, мы будем по-прежнему делать очень хорошие детали, у которых будет только один недостаток - ненужность, их будут складывать на склады, периодически - выбрасывать, но при этом не все… Оборудование потихоньку износится, начнем гнать откровенную халтуру… Одну и ту же, месяц за месяцем, год за годом. Будем переводить материалы, тратить ресурсы… Но никто нас не закроет, поскольку безработицы у нас нет. Нормально. Будем потихонечку жить, как живет половина заводов… Ну - треть…Поменьше путевок, квартир, и денег, но совсем все-таки не отберут…
А специальный человек Петр Семенович спросил по существу:
- А чем заменили-то?
Помедлив, директор с сомнением поглядел на него, а потом, на что-то решившись, извлек все из того же портфеля (вторая бутылка - кончилась) средних размеров детальку и метнул ее вопорошающему.
- Кондюк. А для ряда изделий, - как сказала одна там сволочь в вагоне метро у меня за спиной, - монтаж в обычном смысле слова вообще отпал.
- СБИС-ы?
Когда главный инженер выговаривал это слово, лицо его приобрело совершенно непередаваемое выражение. Некую трудноописуемую смесь кривого презрения, глубокого недоверия и ненависти.
- Это само собой, - пьяный директор осаждающе махнул на него рукой, - там имели место… Место имели… ф-фу… какие-то намеки на сильноточную технику. Даже на большие РЛС… Врут, наверное. Так, - он провел по онемевшему лицу, - давайте, братцы, закругляться… Домой я не звонил, что приеду… Зинаида Николавна! Зиночка! Вы меня не дожидайтесь, идите домой, я тут, на диванчике заночую…
Проводив мужчин, она развернула бурную деятельность: перво-наперво добыла из каких-то вовсе непостижимых и невероятных мест легкую, как перышко, мягкую подушечку и подложила ее под щеку шефу, потом у кого-то конфисковала югославский плед и крадучись подошла к нему снова. Тот спал, беспокойно скорчившись, и что-то бессвязно бормотал во сне. Она сняла с него ботинки и шелковые французские носки, погасила свет, тщательно запрела дверь, распустила роскошные волосы, на которые ему и в голову не пришло хоть когда-нибудь обратить внимание, и, наконец, осуществила свою давнюю мечту, - разделась и залезла к нему под одеяло. Уж теперь-то он не отвертится.
Федотов совершенно внезапно, впервые в жизни удостоился высокого начальственного внимания. Директор треста Подтяжкин вообще редко обращал внимание на мелкую служебную шушеру, копошащуюся под его ногами. В результате длительной практики он выработал совершенно особый взгляд, направленный сквозь подчиненного - и вдаль, благодаря чему никому из них даже и в голову не приходило поздороваться с ним, к примеру, в коридоре. Кроме того, - имела место своего рода селекция, отбиравшая тех, у кого к такому взгляду имелась своего рода врожденные способности. Федотов, по крайней мере, был искренне уверен, что директор действительно не видит его. Даже и в упор. Существует только сравнительно ограниченное число способов трансформации лица просто в лицо начальственное. Один из них состоит в обретении выражения постоянной замороженности и одеревенелости. Случай с Подтяжкиным относился именно к этой категории. Худое, амимичное лицо и глаза хека свежемороженого. Его возили в черной "Волге", поскольку подобное уже было ему положено по статусу. Из присутствия - он мог исчезнуть в любой момент, отсутствовать там - совершенно неопределенное время, и всем этим как-то неощутимо подразумевалось само собой, что занят он - ис-сключительно стратегическими, особую важность представляющими проблемами. Это был в истинном смысле этого слова - ненормированный рабочий день. Чутье особого рода… у него, похоже, сохранилось, - без этого он не достиг бы своей нынешней ступеньки иерархии, и, ежели когда случалось начальство, он каким-то образом неизменно оказывался на месте. В подобных случаях он благообразно, умеренно оттаивал. Но, в общем, на работе он появлялся тогда, когда ему это было удобно. Это событие произошло, как на грех, именно в тот момент, когда на трестовскую стоянку вырулил на своих "Жигулях" припоздавший по семейным обстоятельствам Федотов. Увидев начальственный автотранспорт, он сделал озабоченно-деловое лицо и сделал было маневр повернуться к директору чуть более, чем в профиль, но не успел: Иван Семенович, неторопливо восстав из автомобиля, увидал вдруг его "копейку" и замер. В выражении лица его даже появилось нечто человеческое. Наконец, он закрыл приоткрывшийся было рот и не без хрипотцы в голосе спросил: