ЦВЕТОК КАМНЕЛОМКИ - Страница 59

Ослепший, оглохший, потерявший сознание от жуткого, невообразимого звука, раздавшегося в момент выстрела, Михеев в дополнение ко всему прочему еще и грохнулся с крыши баб Клавиной сараюшки, треснувшись плечом о стоящее тут же на ребре, насквозь проржавевшее, никуда не годное корыто. Придя в себя, он долго тряс головой а потом, приподнявшись, нашарил пустую трубу, оставшуюся после залпа от "дуры". Впоследствии все "Хрустали" наряду с подобными им устройствами все активные пользователи называли исключительно "лахудрами", - очевидно, - по ассоциации, навеянной аббревиатурой. И очень-очень редко палили из них, как из гранатометов. Черная труба из тубулярного углерода угодив в лужу, натекшую от дырявого шланга, шипела и потрескивала, по матово-черной поверхности изредка пробегали редкие, злые лиловые огоньки. Сторож, зашипев от боли, закинул ее назад, в лужу, а уходя, со злобой наступил на бренные останки страшного одноразового лазера, до половины вдавив их во влажную грязь. Потом хозяйственная бабка подобрала добротную вещь, отмыла ее и закинула не чердак, не зная, к чему бы приспособить. Потом внук Петька, соблазненный клавишей "супериндукта" и зеркальцем на дне, явно ведомый незаурядной интуицией, сделал из нее прожектор.

- С-сволочь старая! М-мало сгоревшего товара, так еще этот уголовник долю требует! Да какую там "долю" - на все лапу собирается наложить! Нам оставит, чтоб только прожить, - и гуляй… В-вот ведь т-тварь! Гос-споди, да что ж делать-то теперь?

- Ладно тебе, Лаврик, не расстраивайся. Чего уж теперь-то?

- Нет, но с какой стати? За какие такие заслуги вор-рюга, харя уголовная, коренной тюремный обитатель будет иметь столько, сколько захочет? Ведь какая работа! Сколько гениальных организационных решений! Сколько интеллекта было вложено, сколько нервов, труда, изобретательности! - Он подавленно примолк, но только на несколько секунд, поскольку нестерпимая обида на жадного вора, на тяжкую судьбу и общую несправедливость этого мира рвалась из него с непреодолимой силой и прорвалась в новом залпе причитаний. - Нет, ты скажи, - ну за какие заслуги, а?

Собеседник его, некто Ростислав Косовицин, секретарь райкома комсомола, не выдержал:

- Да? За какие заслуги? За какие такие заслуги один мой знакомый не далее, как позавчера в ногах валялся у этой самой уголовной твари? Отлично зная, что смотрящий никогда ничего не будет делать даром? И что не удовлетворится деньгами, потому что по-настоящему-то ему нужна только власть? Причем вся власть целиком?

- Тут не знаешь, что и делать-то, а тут еще ты издеваешься!

- Больно мне нужно, - издеваться над тобой! Делать мне больше нечего! Я добиваюсь, чтоб ты понял очевидное! Только сам, понимаешь? Не головой только, но и сердцем, печенкой-селезенкой и прочими потрохами! Ты давай, думай, я не тороплю!

С этими словами Косовицин поправил галстук, по причине расстегнутого пиджака видимый целиком и откинулся на спинку дивана, всем своим видом показывая, что сказал все, что хотел.

- Постой-постой, - Лавр стиснул голову руками, - постой… Голова, веришь ли, - ничего не соображает…

- Вот тебе первая причина, - по-змеиному прошелестело из глубины дивана, - достаточно было чуть-чуть на тебя нажать, и ты перестаешь соображать. Семен Маркианыч - не перестает, а ты - перестаешь. Полностью теряешь способность к целенаправленным действиям… И при этом еще хочешь, чтобы Коренной Обитатель Тюрьмы не сожрал тебя с потрохами? Ну?!!

- Постой, постой, - так ты взаправду хочешь, чтобы я разобрался, за какие заслуги? Не издеваешься?

- Ну-ну, - поощрило его шелестение с дивана, - делаешь некоторые успехи… Ты расслабься, выпей коньячку…

- Какой коньячок… Слушай, не в службу, а в дружбу, - там в сейфе спирт стоит, плесни…

- Тебе сколько?

- Три четверти стакана. Там граненый есть.

- Ого! - В голосе гостя впервые послышалось некоторое уважение, - ты систему Станиславского, часом, не изучал?

- Чего?

- Ничего. Проехали.

- Стой-стой-стой, - так ты намекаешь, что надо было самим?

- Ну наконец-то. Родил. Поздравляю. Не прошло и девяти месяцев. Мораль: не можешь чего-то, не хочешь, не способен - так не обессудь, ежели тебя начинают доить или стричь. Ибо агнец есьмь. Овца то-есть, если по-нашему.

- И что ж теперь делать?

- Ох, я, выходит, рано обрадовался. Безнадежно.

- А ты не очень-то! Сам бы попробовал. А то учить-то все горазды! А помочь…

- Ну, брат, так дела не делаются. Или будем считать, что ты обратился за помощью официально? По всей форме?

- Ну, а если так?

- Да или нет? Остальное, знаешь ли, от лукавого.

- Ну да, да… Ладно - да!!! Что теперь?

- А теперь слушай. М-м-м… Ладно, старая сволочь и вправду протянула лапы к слишком… жирному куску. Не вредно бы их, лапы эти - того… Есть у меня пара-тройка людишек. А ты - озаботься тем, чтоб довольны остались.

- Ты хочешь сказать, что…

- А ты чего хотел?!! - Рявкнул гость. - Баба!!! Чтоб мы его по-хорошему уговорили, благодетеля твоего?

- Гос-споди… Чем же мы тогда от него отличаемся?

- А - умеренностью мысли. Не пытаемся проглотить слишком много, а хотим, чтоб нам никто не мешал тихо, скромно делать свое дело. Мне, к примеру, на ближайшие год-два этого твоего Досуга Молодежи вот так, - он показал, - хватит… Спасибо, кстати. Научил уму-разуму.

- Обучи, говорят, чтоб было потом у кого учиться…

- Ладно. За успех нашего безнадежного мероприятия. Мало того, - должен предупредить тебя, что, по глубокому моему убеждению оно должно быть проведено таким способом, чтобы больше не одной, как ты изволил выразиться, уголовной харе даже и в голову бы не пришло соваться в чужие дела. В наши дела.