Разумеется, - это все не он. Не бывает так, чтоб рожу перекашивала судорожная зевота, при которой во рту скапливалась совершенно жидкая, водянистая слюна, под веками - сухой песок на клею, сердце - давит от сигарет и бессонной ночи, а рукопись пишется как будто сама собой, не им, а - через него, через его посредство. Потом, в половине седьмого, когда в обычные дни он только что начинал подниматься с матюками сквозь зубы и чувством бессильной злобы, все вдруг кончилось, голова вообще перестала хоть что-нибудь соображать, а он поймал себя на том, что сидит, тупо уставившись перед собой, с приоткрытым ртом, а в руке у него - застывшая в неподвижности ручка. Но дело, - он был уверен в этом, как в собственном существовании, - было сделано. Как раз настолько, насколько это нужно для того, чтоб в этом в любой момент мог разобраться не только что он, но и любой нормальный человек вообще. Если он вообще-то грамотный. Если математику в пределах технического вуза того… не вовсе забыл. Если он в курсе, о чем вообще идет речь.
А вот назвать-то как? Нет, то есть название отчета-то как раз ясно, оно дано раз - и навсегда, запрограммировано и детерминировано, и сделать с ним ничего нельзя, хотя рука так и тянется зачеркнуть этот поганый, бессмысленный, отвращающий ум и глаза, суконный набор слов. Потому что содержание отчета, даже переписанное скучными канцеляризмами, выпирает из того, что можно назвать "отчетом", как тело гиппопотама из распашонки на младенчика. И если Балоян не поймет, с чем имеет дело, значит - не такой уж он умник. Не ра-азэтакой уж доктор. И вообще у нас в членкоры кого попало принимают…
Вся беда была в том, что мысли в этот укромный час, начавшись с чего-то вполне конструктивного, не вели ровным счетом ни к каким внешним действиям, а потом, плавно-плавно перетекая с одного - на другое-третье-пятое-десятое, совершенно одинаково вели к тому, что глаза сами собой закрывались, а в глазах возникал приятный, успокоительный такой гул. В пору было бы упасть со стула, ежели уж вовсе никак не получается с него встать. Воспользовавшись очередным зевком в качестве повода, он искусственно затянул его, капнул слюной на ковер и все-таки встал. Штормило. Так что очередной порции чернейшего кофе было никак не избежать. Уши… - он пощупал, - холодные. Он не в курсе насчет глупости, но что от Ночной Усталости у него впрямь холодеют уши и именно уши - это факт. Очевидно - что-то лошадиное в его натуре все-таки есть…
… А истинную тему сорокадвухстраничного отчета можно было бы обозначить, как Основы Материальной Логики. Или, скажем, - Основы Стихийной Логики. А еще можно совсем уж Карасиво-но-Заковылисто: Физические Основы Безусловной Логики. Так. И что же это у нас получается? Выходит, что он только думал, только воображал, что ученого изображал, а на самом деле был ученым на самом деле? Чудны дела Твои, Господи! Вот. Как до сердца, до печенок, до дела, так сразу: "Го-осподи!". А то все "Безначальное Дао", да: "Безначальное Дао"…
Спонтанная, ненатужная, как понос, сонливость под грубым и решительным воздействием кофе, холодного умывания (о холодном душе дрожащему организму было страшно даже и подумать) и растирания столь же холодных ушей мало-помалу уступила место какой-то внутренней замороженности, когда со стороны человек выглядит почти что нормальным, но при этом способен совершенно свободно надеть на голову вместо шапки - небольшую собачку, вроде пог-ганой маминой Ромашки, или - солидно сесть рядом со стулом, или - засыпать кофе в кастрюлю с супом. Не говоря уж о том, чтобы сесть в другой номер автобуса, едущего не в ту сторону. При том, что тебе, вообще говоря, - на трамвай.
Но теперь - все. Слуга покорный, теперь-то он все на-аскрозь понял, и больше не намерен пускать дела на самотек. Потому что истинно сказано: хочешь, чтобы дело было сделано, как тебе надо, - делай сам. Потому что среди тех, кто решает, - полным-полно таких вот Чангуровых, как бы ни каждый второй, которые, умненько обосновав, прикроют, закроют, задробят и угробят что угодно, если это хоть в какой-то мере от них зависит. Зачем ему? Его добыча бегает вовсе в другом лесу. И, честно говоря, - в данном случае был он не так уж неправ, по крайней мере некоторая сермяжная правда в словах его присутствовала. Но был и недостаток. Большой. Можно сказать - огромный. Та правда, да и не правда вовсе, а так - правдочка, правдюшечка, можно сказать, вовсе не учитывала интересов его, Гельветова, и покровителя его, - это, будем надеяться, только пока, - Балаяна Вазгена Аршаковича, царя Парфянского и прочая, и прочая, и прочая. А ему, Гельветову Валерию Владимировичу, русскому, неженатому, тридцати двух лет от роду, вовсе не хочется, чтобы его ма-аленькие эгоистичные интересишки отдали в жертву некоему Общему Благу. Хоть бы сказали, что оно такое? И не потому ли общее, что - на хрен никому не нужно, что это такое - никто не знает, зато каждая чиновная тварь на своем месте в какие хочет позы - в такие это самое благо и ставит. И нас, грешных, вместе с Общим Благом, но непременно и исключительно только - во имя этого самого Общего Блага.
… А еще, а еще - вот уж что меньше всего его пугает, так это Ужасная Судьба Роберта Оппенгеймера! Лично для него, Простого Советского Человека, Хиросима - уж точно была бы не больше, чем хорошей физикой! Уж это уж точно! И, что характерно, - никаких потом кровавых мальчиков в глазах! Нас, значить, исполнением интернационального долгу в смысле отпору Фашистской Гадине - не напугаешь и не согнешь! Вот, помнится, читал он про этого Оппенгеймера - и злился. Читал - и злился. Как говорится, - мне бы ваши заботы, господин учитель. Как будто от него, идиота, в данном случае хоть что-то зависело. А способ, хвала Аллаху (О! И этого приплел!) есть. Спасибо Старшим Товарищам - надоумили. Тут уж Лене Феклистову понадобится приложить все свои титанические силы и незаурядные способности. А за это - предложить ему долю. Не так, - удел. Старое слово в данном случае приобретает совершенно неожиданное и неожиданно верное звучание, не так ли? Причем, как исключение, - не соврать даже и в мыслях, потому что Ленька - в своем роде талант. И, к тому же, все-таки малость врубается. Он будет по-настоящему полезен, если эта их дикая авантюра выгорит.