ЦВЕТОК КАМНЕЛОМКИ - Страница 86

- Прямой провод? - Хмыкнул внук. - Навроде как в Кремль?

- Лучше. - Она явно не приняла шутки. - Потому как по-родственному и без волокиты. У других нету - а у тебя есть. Другим препоны чинят, - а у тебя из-под ноженек мы камешки-то - того, уберем. Другим - не в срок, а тебе - вовремя. У других балуют, а у тебя - тишь да гладь.

- А смысл?

- Да ведь другие-то так, для виду кричат, а мне-то ведь он, БАМ энтот, взаправду нужен. Ты вникни: ведь самую малость вложим, а ведь огрести можем ВСЕ. Вся дорога, и что к дороге полагается, и рудники всякие, а первое дело - выход на Амур, а там - на окиян, - и везде, к каждому делу свой человечек приставлен, из своих. Это не то, што на грош червонцев наменять, а, прям…

- Нет, ты, все-таки, свихнулась. Там та-акие объемы! Миллиарды рублей! Размах!

- А, - Вера Михайловна, скривившись, махнула рукой, - колхоз тоей же самый! Эту, как ее, милирацию, - знаешь?

- Мелиорацию?

- Во-во. Пональют воды-и! Прямо сказать, - трясину устроют, - а много с того соберут? А ежели из леечки, да потихонечку, да под каждый кусточек к кажному корешку, - то водички уйдет самая капелька, а на базар навозишься.

- Малый ток управляет сильным.

- Чего?

- Так, ничего. Тебя бы к нам на кафедру автоматизации доцентом. Да что я говорю - доцентом. Непременно профессором.

Даже из тех, кто знал изустное предание Байкало-Амурской железной дороги, не все ведали, почему блестящая плеяда руководителей, быстро и эффективно выведших из прорыва забуксовавшую было стройку, фигурировала под странноватым общим названием "внучков". Главное, - что обошлось без кардинальных перемен и решительных прорывов: просто-напросто прекратились перебои с поставками, нехватки и простои, техника - перестала ломаться и начала исключительно хорошо работать, а объективные трудности как-то незаметно потеряли свою объективность. Стройка с какой-то бредовой легкостью и быстротой докатилась до конца, а "внучки", поддерживая друг друга, стали начальниками участков, узловых депо, главными специалистами, директорами рудников, обогатительных фабрик и мастерских, по факту - бывших целыми заводами. Когда другие семьи опомнились, было уже слишком поздно: "внучки" делали БАМ для себя и не собирались с кем бы то ни было делиться, а безраздельный контроль над новой экономической провинцией, в свою очередь, давал им такие ресурсы, что тягаться с ними на их территории было попросту безнадежно.

XX

Весь коллаген из нескольких сотен тонн костей был аккуратно распределен в надлежащем количестве воды, так что получилось что-то среднее между клейким бульоном и слабым студнем. Эта жижа, - с ма-ахоньким добавлением одного там хитрого полимера, - в свою очередь, была аккуратно распределена по всей его пашне. Трактора вместо плугов несли два погруженных в землю лезвия из бездефектных волокон простого силикатного стекла. Алмазная пластинка микронной толщины в этой модели располагалась только посередине. Между лезвиями - была натянута сетка из алмазных нитей, достаточно частая, чтобы в безжизненную крошку искрошить не только корни, но и семена большинства сорняков, и чуть ли ни всех вредителей. Так что без студня вся почва непременно превратилась бы в мельчайшую пыль, а под дождем - в жидкую хлябь глубиной в полметра. А так - получалось как раз то, что надо. Вот и вспахали, и озимые посеяли, а убрано - так уже все давным-давно. Остались только малые делянки под позднюю капусту, кою он продолжал выращивать больше для души, нежели по настоящей необходимости.

Октябрь, и сегодня утром стало уже по-настоящему холодно. На сером небе, у самого горизонта громоздились или же ползли тяжело и медленно почти черные, с сизым налетом, как из стылого чугуна отлитые бугристые тучи. Ветер - стал безнадежно холодным, как с ледника. Да почему - "как"? С самого настоящего ледника, который каждую осень, с упорством, достойным лучшего применения, приступает к этой стране. А еще - вдруг как-то нечего делать. Свинокомплекс… Там все в порядке, Семка с людьми присмотрит, все автоматы, не в пример колхозам, работают, как часы. Как швейцарские часы. Как те часы, которые он себе сделал в первую же зиму в Доме. Молочно-товарная ферма… Там племянница Томка. Нет, захоти он, - дело нашлось бы, но настоящей надобности не было, и, занимаясь какой-нибудь ерундой, он непременно об этом помнил бы. Так что лучшим вариантом в этот холодный день было честное безделье. Причем не идеал всяких там лордов, - вишневка в глубоком кресле у камина, - а его собственный идеал. Удобные сапоги по индивидуальной колодке на теплую портянку, стеганые штаны на вате. Телогрейка, крытая брезентом, и треух. Если кто понимает, - самая подходящая одежка, чтобы гулять под мелким моросящим дождем с холодным ветром по пустым полям. Единственно - подходящая, потому что в любой другой будет не то настроение. Это точно так же, как нельзя сколько-нибудь усовершенствовать, к примеру, ржаной хлеб, кимоно, матрешку или сомбреро, - получится просто-напросто что-то другое. Не ржаной хлеб, не-матрешка, не-кимоно. Может быть - хорошее, но другое. С этой же холодная изморось - только навевает светлую тоску, а ветер - заставляет гореть физиономию, а холод… А холод при такой одежде просто-напросто не имеет к нему никакого отношения. Руки, понятное дело, - в карманах, это при захребетниках можно форсить перчатками, а ежели вот так, как сейчас, для души - то тут перчатки, натурально, только помеха. Это тебе не рукавицы в первую-то зиму, - непонятно, как и жив остался тогда. В этой одежде, в эту погоду, в это время года, когда доволен сделанным и знаешь, что это именно твоя, а не чья-то там заслуга, - как никогда чувствуешь себя единым с этим страшным, как стылый чугун в белесых разводах, серым небом, с этими опустелыми полями, сиротливыми черными деревами. С взъерошенными клочьями почернелого бурьяна кое-где, там, докуда не дошли пока что руки. С прудами - ухоженными, но сейчас, в извечное для этой страны время подведения счетов, - тоже отливающих безжалостным отблеском холодного, серого железа, так что даже и глядеть жутко. Ты здесь, ты отсюда, и не только сам по себе, но и всеми корнями как бы не до пятидесятого колена людей, умевших жить на этой земле. Чего бы не брести, неся и до нежных слез чувствуя свое тихое сиротство, что так заодно с сиротским пейзажем вокруг. Никуда не торопясь, шагая крупно и только время от времени счищая с толстых подметок пудовые ошметки чернозема, армированного ботвой. Он-то знал, что сиротство пейзажа - кажущееся, и дремлют в каменных стойлах стада техники, и внутри неказистых построек, - светло, тепло, чистота и флотский порядок, а хранилища с холодильниками - забиты товаром, который он попридержал, чтобы под весну сбыть по хорошей цене, а все дороги - стерегут от непрошенных гостей неприметные телекамеры, а мимо дорог к нему - не проехать, потому что - нету у него - лишних дорог… Но обо всем этом сейчас можно было не думать. Достаточно знать. Чего бы, право, не брести, если можешь в любой момент вернуться в дом. В котором тепло. У которого стены толщиной полтора метра. С банькой прямо тут, - в пристроечке, так что и возни-то никакой нет, - ежели нет такого желания, - повозиться. Запустил Процедуру, - и через полчаса пожалуй к нагретым камням и жгучему пару. Только вот лениво - возвращаться в пустой дом. Не "лень", а именно "лениво", тут есть существенная разница. Ни к чему делать усилие. Бабы… Бабы, понятное дело, бывали. Из местных, и не только. Даже, - вспомнить стыдно, Томка, кобылища бесстыжая, с глазами козьими, - и то клинья подбивала. Сделал вид, что не понял, потому как - нужна: понять бы только, почему так устроено, что - чем энергичней баба, чем - гожей на работу, тем блядовитей?